"ШЕРХАНА"

Борис РЯБИНИН


Анонс

Ox, как нелегко было выйти на след ловкача, искусно замаскировавшего изощренное убийство под несчастный случай. А
разве легче было брать голыми руками матерого бандита, бежавшего из тюрьмы? Сыщикам из детективного агентства
"Шерхан" скучать не приходится, что ни день, то новое дело. Вот и теперь убийца двух милиционеров обратился к ним за
помощью. Все вроде бы ясно, а копнешь - ну, очень сложно. Но на хитрый замок, как говорится, хитрая отмычка.

Глава 1

СИЗО городского суда располагался в здании тюрьмы, построенной еще в прошлом веке предусмотрительным царским
правительством.
Тюрьма была знаменита тем, что в ее стенах погиб от голода и болезней один из величайших умов России, бессмысленно
замученный большевиками Николай Иванович Вавилов.
В одной из камер, при царе считавшейся одиночной, а ныне вмещавшей восемь человек, спавших на двух
четырехъярусных шконках-койках, с лязгом отворилась массивная дверь и впустила невысокого, тщедушного, давно
небритого и немытого мужичка лет пятидесяти, одетого в неподдающиеся описанию лохмотья.
В специзоляторе содержатся подследственные, то есть люди, подозреваемые в совершении преступления, но еще не
получившие приговора суда. Формально администрация не имеет права привлекать их к работам и обязана в интересах
следствия максимально ограничить контакты подследственных с внешним миром, собственно, поэтому данное учреждение и
называется изолятором. На практике, однако, все выглядит несколько иначе. По различным причинам люди проводят в
СИЗО годы, дожидаясь решения суда. Многие из них не имеют родственников, а без дополнительной подкормки на одном
тюремном рационе недолго и ноги протянуть. Администрация СИЗО и рада бы кормить своих подопечных получше, но
стеснена в средствах.
Поэтому вынуждена привлекать к работе за дополнительное питание тех сидельцев, кто в этом особенно нуждается.
Вернувшийся мужичок и был одним из таких малоимущих сидельцев.
Войдя в камеру, наполненную запахом немытых тел и нестираной одежды, мужичок осторожно, стараясь не задеть
храпящих и сопящих сокамерников, из-за жары и духоты спавших в полуголом виде, пробрался к ближайшей от окна
шконке. На ее нижнем ярусе, то есть на самом почетном в камере месте, спал двухметрового роста гигант, тело которого
было густо покрыто черными курчавыми волосами. Сквозь редко встречавшиеся проплешины было видно, что еще более
густо тело покрыто татуировками.
Небритая щетина и усы не могли скрыть широкий шрам, пересекавший наискось все лицо гиганта.
Мужичок боязливо потрепал спящего по плечу и сдавленным шепотом прохрипел ему в волосатое ухо:
- Бес, проснись! Слышишь, Бес, проснись!
Бес сначала перестал храпеть, а затем открыл глаза, привстал на шконке, жалобно заскрипевшей под его тяжестью, и
спросил с сильным грузинским акцентом:
- Чего надо?
- Тебе малява.
С этими словами мужичок протянул Бесу скрученную в плотный цилиндр бумажку.
- От кого? - удивленно поинтересовался Бес и тут же понял свою ошибку. Мужичок не должен был этого знать. В его
обязанности входило только максимально быстро и надежно передать маляву адресату. Попытка ознакомиться с ее
содержанием или поинтересоваться автором являлась серьезным нарушением неписаного тюремного закона и каралась очень
строго, особенно если речь шла о таком авторитетном адресате, как Бес.
Мужичок испуганно пожал плечами.
Бес молча кивнул ему головой, и тот тихо исчез где-то на верхнем ярусе шконки.

***

Бесик Кварая, по кличке Бес, из сорока прожитых им лет ровно половину провел в местах лишения свободы. Сидел он в
колонии для малолетних преступников по статье за злостное хулиганство, сидел в колонии общего режима за участие в
разбойном нападении, сидел в колонии усиленного режима за побег из колонии режима общего, а в колонии строгого режима
за убийство, совершенное в колонии режима усиленного. Раз за разом статьи становились серьезнее, сроки длиннее, а режим
строже.
Бес никоим образом не хотел вставать на путь исправления, как призывали его к этому многочисленные плакаты и другие
средства наглядной агитации и пропаганды во всевозможных лагерях, крытых тюрьмах и других учреждениях советской, а
потом и российской пенитенциарной системы, которые он удостоил своим присутствием.
Осознав этот прискорбный факт, народный суд в одном из своих выездных заседаний признал Бесика Кварая особо
опасным рецидивистом, а вскоре после этого воровской сход удостоил Беса высокого звания - вора в законе.
Года три тому назад Бес, убив конвоира, совершил удачный побег из лагеря в Мордовии и счел за благо вернуться на
свою историческую родину - в солнечную Грузию.
Вернувшись, он с изумлением обнаружил, что там его не только не пытаются изловить и опять посадить, а, напротив,
подобные ему люди, в том числе его друзья и знакомые, сами творят суд и расправу и вообще живут как у Христа за пазухой.
Это сделало Беса ярым приверженцем независимости и демократии, а точнее, ее грузинского варианта той поры.
Попробовав себя на различных поприщах, предоставляемых ему юной грузинской государственностью, предпочитая,
однако, с присущей ему практической сметкой те их виды, где наилучшим образом могли бы пригодиться навыки его
предыдущей жизни, а именно политику и коммерцию, Бес остановился в конце концов на том, что возглавил "фирму" по
работе с несостоятельными должниками. А проще говоря, Бес и его шайка занимались выколачиванием долгов, за немалый
процент, из различных незадачливых юридических и физических лиц сначала в Грузии, а потом и в других странах
ближнего и дальнего зарубежья. В средствах они при этом не стеснялись, и если в процессе применения таковых из клиента
удавалось выколотить больше, чем он задолжал (находились и такие, средства Беса и его подручных были достаточно
эффективны), то этим деньгам также находилось достойное применение. Бес привык жить на широкую ногу.
Со временем Бес перестал лично заниматься грязной работой и постепенно превращался в респектабельного господина,
главной заботой которого было успешное размещение обильно поступающей наличности.
С этой целью Бес неоднократно выезжал за границу, в том числе и в Россию, для участия в различных аукционах,
ярмарках, конкурсах. Дипломатический паспорт (материальный след его короткой, но бурной политической карьеры) и
респектабельная внешность, казалось, гарантировали ему безопасность. Впрочем, Бес прекрасно помнил, что в России за ним
числится приговор, отягощенный побегом и убийством.
Сгубила Беса, как это часто бывает, случайность. Самолет, на котором он летел из Тбилиси в Нижний Новгород для
участия в аукционе по продаже акций автозавода, из-за плохой погоды совершил незапланированную посадку в Желтогорске.
Пассажиров попросили пройти в здание аэровокзала. Там Беса и узнал патрульный сержант милиции. В прошлом сержант
служил в охране того самого лагеря в Мордовии, откуда бежал Бес, и убитый Бесом конвоир был его другом.
Сержант знал свое дело, и спустя две минуты Бес уже лежал, уткнувшись носом в свежевымытый и пахнущий хлоркой
пол аэровокзала, с наручниками на руках, а еще через десять минут он подписывал протокол задержания в линейном
отделении милиции.
За всем происходящим хладнокровно наблюдал, ни во что не вмешиваясь, старый знакомый Беса, выполнявший в
последнее время функции его личного секретаря, шофера и телохранителя, - некто Феликс Мкртчан.
Вопреки ожиданиям, дипломатический паспорт Беса не произвел на милиционеров большого впечатления. Может быть,
это произошло потому, что в силу глубокой провинциальности желтогорская милиция диппаспортов республики Грузия
отродясь не видывала, в то время как на субъектов наподобие Беса насмотрелась предостаточно.
В итоге Бес вместо аукциона оказался на шконке СИЗО, где вот уже четвертую неделю ожидал отправки по этапу куда-то,
куда - он и сам не знал. Особого значения это для него не имело.
Какая разница, где тебя приговорят к расстрелу?
А в том, что другого приговора не будет. Бес не сомневался.
Единственный шанс ему давал только побег.
Но для удачного побега необходима помощь извне. Бес был достаточно богат, чтобы оплатить любые расходы, и его
друзья это знали. Оставалось только ждать и надеяться.
И наконец вот она - долгожданная весточка с воли.
Бес не отрываясь прочитал довольно длинную записку, подойдя поближе к тускло горевшей круглые сутки лампочке.
Потом он сжег записку, вернулся на шконку и лег на нее, удовлетворенно улыбаясь. Содержание записки оправдало все его
ожидания.

Глава 2

"Интересно, что это за штука такая, бермудский шлюп?" - подумал Игорь Сергеевич Хохлов, тридцатилетний холостой
врач-анестезиолог, стоя перед зеркалом ванной комнаты и намыливаясь для бритья.
Этот странный вопрос интересовал его по той причине, что он как раз готовился впервые принять участие в двухдневной
прогулке по Волге на парусной яхте своего приятеля, Сергея Крылова, которая и являлась этим самым таинственным
бермудским шлюпом, несущим в самом своем названии романтику и пряный аромат южных морей.
Интерес к тонкостям парусной терминологии усиливался тем обстоятельством, что участвовать в экспедиции любезно
согласилась чрезвычайно симпатичная студентка четвертого курса мединститута Ирочка, вот уже месяц проходившая
практику в их клинике. Как уже было отмечено, Игорь Сергеевич был не женат, но отнюдь не собирался и впредь оставаться
в таком состоянии. Более того, именно Ирочка, сама того пока не ведая, но, очевидно, благодаря природной женской
интуиции смутно о чем-то догадываясь, занимала главное место в матримониальных планах Игоря Сергеевича.
По этой причине ему было крайне нежелательно показать себя полным профаном в морском деле, ибо по каким-то
неведомым причинам почти все мужчины боятся проявить перед нравящейся им женщиной неспособность, в сущности, всего
к трем вещам (не считая, естественно, неспособности к продолжению рода человеческого): быть хорошим моряком,
ремонтировать электрические утюги и зарабатывать много денег. Хотя, казалось бы, зачем врачу-анестезиологу уметь вязать
морские узлы, а миллионеру - ремонтировать утюг?
Покончив с бритьем, Игорь Сергеевич посмотрел на часы, подошел к телефону и набрал номер Крылова. Они
уговорились встретиться сегодня в три часа пополудни в затоне, куда капитан должен был самостоятельно подогнать яхту
под загрузку пассажирами и провиантом, но сейчас вполне мог еще быть дома. Так оно и оказалось.
- Алло, - услышал Игорь Сергеевич хриплый бас своего приятеля.
Крылов был высок, бородат и чрезвычайно силен. В детстве сверстники присвоили ему кличку Слон; его голос и внешний
вид ей вполне соответствовали.
- Привет, Слон! Это я, Игорь.
- Привет, привет. Ты чего трезвонишь в такую рань? Передумал, что ли? Так я и знал!
- Да нет! Что ты! Наоборот, я хотел уточнить, что такое бермудский шлюп.
- Чего-чего? Ты, часом, вчера не перебрал малость?
- Да нет. Ты в прошлый раз сказал, что твоя яхта - бермудский шлюп, помнишь? Вот я и хочу узнать, что это такое.
- Я-то помню. А вот тебе это зачем? Хочешь заделаться яхтенным капитаном?
- Да просто интересно, - уклонился от прямого ответа Игорь Сергеевич.
- Мне бы твои заботы. Не можешь потерпеть до вечера? Я бы тебе на примере все и показал.
- Ты лучше мне сейчас расскажи, в двух словах.
- А-а! Хочешь произвести впечатление на свой новый кадр? - оживился Крылов. - Никак у нас серьезные намерения?
- Нет никаких намерений, чего ты прицепился, - неуверенно запротестовал Игорь Сергеевич.
- Не тушуйся, старичок, дело житейское!
Смотри на это проще.
Он имел право давать подобные советы. Сам он смотрел на такого рода вещи настолько просто, что, будучи сверстником
Игоря, умудрился уже трижды успешно жениться и дважды, не менее успешно, разойтись. Являясь директором и
совладельцем небольшой, но процветающей строительно-ремонтной фирмы, каждой из жен, помимо ребенка, Крылов
оставил по двухкомнатной квартире, платил вполне приличные алименты и благодаря этому, а также благодаря своему
незлобивому характеру сохранил с ними прекрасные отношения.
У него был только один недостаток - он был чрезвычайно влюбчив, да к тому же пользовался успехом у женщин, что в
сочетании с абсолютной неспособностью к вранью делало этот маленький, в сущности, недостаток роковым для семейной
жизни.
- Да отцепись ты, Слон африканский! Тебя про шлюп спрашивают, вот и отвечай.
- Да чего тут мудреного? Вооружение такое у яхты, - неохотно сменил тему разговора Сергей.
- Что значит вооружение? - удивился Игорь. - Там у тебя пушки, что ли, есть?
- - Какие еще пушки, темнота. А еще жениться собрался. Имеется в виду парусное вооружение. Шлюп означает - одна
мачта со стакселем, а бермудский парус означает - треугольный.
Понял, тундра?
- Понял, чего там не понять? - неуверенно отозвался Игорь. Добавился, правда, еще какой-то стаксель, но это можно пока
просто запомнить. - Ладно, остальное потом расскажешь, а то я на работу опаздываю, встречаемся в затоне, как
договорились. Пока.
- Давай, до встречи, жених.
- От жениха слышу, - находчиво парировал Игорь и положил трубку.
В этот ранний час начальник управления уголовного розыска области тридцативосьмилетний полковник милиции Житков
Павел Иванович лежал на спине рядом со спящей женой, заложив руки за голову, и размышлял о превратностях судьбы,
разглядывая ползущую по потолку муху.
Еще четыре года назад он был ничем не примечательным старшим оперуполномоченным одного из райотделов милиции в
звании капитана.
Без связей или, как принято говорить, без волосатой лапы и без малейшей склонности к лизоблюдству и интриганству
дальнейшее его служебное продвижение просматривалось весьма смутно, в таком качестве можно было остаться до самой
пенсии. Всеми, правда, признавалось, что Житков прекрасный и удачливый профессионал, до тонкости знающий свое дело,
но одного этого, и это тоже ни у кого не вызывало сомнений, было до обидного мало. Но таковы были правила игры, и с этим
ничего нельзя было поделать.
И вдруг, почти в одночасье, все переменилось..
С одной стороны, в качестве побочного продукта перестройки и ускорения город буквально наводнили действующие
почти открыто группировки рэкетиров и грабителей. Руководство правоохранительных органов всех видов, сделавшее себе
карьеру главным образом языком (причем даже более лизанием, чем красноречием), просто оцепенело перед этим валом
преступности и со всей очевидностью показало собственную неспособность контролировать ситуацию в городе и области.
С другой стороны, неудачный августовский путч дал мощный импульс для кадровых перестановок во всех
государственных учреждениях.
Не явилось исключением и УВД.
Вот уже скоро год, как Житков занимает свою высокую должность, а неделю назад он получил и соответствующее ей
звание полковника.
И никто не станет отрицать, что свои чины и должности он получил недаром, так же как и орден Красной Звезды,
пылившийся сейчас в шкафу на парадном мундире. Многое пришлось испытать ему за эти тяжкие четыре года. Неделями
Житков не появлялся дома, лично принимал участие в ликвидации более двадцати банд и преступных группировок. Он был
ранен; бандитская пуля, выпущенная в упор, пробила легкий бронежилет и застряла в грудной мышце, в двух сантиметрах от
сердца.
Многое удалось и сделать. Конечно, криминогенная ситуация в городе и области оставалась еще очень далека от идеала,
Житков это прекрасно понимал, но все же сдвиги в лучшую сторону были налицо. Самое главное, были раскрыты почти все
заказные убийства, и вообще уровень тяжких преступлений против личности стал заметно ниже. Житков, несомненно, мог
гордиться результатами своей четырехлетней деятельности.
Однако вовсе не заботы о раскрытии очередного преступления заставили полковника преждевременно проснуться в это
солнечное летнее утро. Наоборот, обычно в самой напряженной оперативной обстановке сон его был настолько глубок, что
разбудить Житкова стоило больших усилий жене или сотрудникам. Организм прирожденного сыщика всегда максимально
плодотворно использовал малейшую возможность для редкого отдыха. Нет, сейчас дело было не в сложности оперативной
обстановки.
Года полтора-два назад на передний план его служебной деятельности стали выходить трудности совсем иного рода.
Именно тогда обозначилось скрытое напряжение в треугольнике: администрация области - администрация города -
руководство Управления внутренних дел.
Положение усугубилось созданием РУОП - Регионального управления по борьбе с организованной преступностью,
которое возглавил полковник Климачев, бывший начальник Житкова на одном из этапов его служебной карьеры. Житков
уважал Климачева как квалифицированного профессионала.
Формально РУОП подчинялся и УВД и непосредственно Москве, своему Главному управлению. Но фактически, как этого
и следовало ожидать, одеяло быстро перетянуло московское начальство, и на региональном уровне РУОП оказалось еще
одним самостоятельным центром административной власти.
Таким образом, треугольник превратился в квадрат, а напряжение усилилось еще больше.
Житков старался держаться в стороне от интриг и противостояний, неизбежных при таком раскладе. Он мало что понимал
в этом ввиду полного отсутствия интереса к подобного рода времяпрепровождению. Благо работы было хоть отбавляй, и
какое-то время ему удавалось сохранять нейтралитет.
Внешне все выглядело тихо и благопристойно, но сейчас закулисная борьба обострилась до предела. Все это, по
образному сравнению Уинстона Черчилля, высказанного, правда, по другому поводу, но в сходной ситуации, напоминало
схватку бульдогов под ковром. Снаружи ничего не видно, но время от времени из-под ковра вытаскивают трупы.
Первый труп появился около года тому назад, когда застрелился глава городской администрации, а два его ближайших
сподвижника, стараниями РУОП, оказались за решеткой по обвинению в коррупции.
На время конфликт, казалось, затих, но только на время. Руководство УВД подготовило контрнаступление на РУОП,
задумав возбудить против ряда его сотрудников уголовные дела по различным мотивам.
И вот вчера, в кабинете начальника УВД, генерала милиции, Житкову было недвусмысленно предложено заявить, на чьей
он, собственно, стороне, может ли руководство УВД рассчитывать на него в этой борьбе и понимает ли он что его ожидает в
случае отказа.
- Житков на второй вопрос незамедлительно ответил, что понимает, а для ответа на первый попросил на размышления
двое суток.

***

Диспетчер Балашовской ГЭС, Петр Иванович Голобородько, заступил на очередное двенадцатичасовое дежурство ровно в
восемь часов утра. Дела у своего предшественника Петр Иванович принял быстро. Станция работала всего на треть своей
мощности, на части отключенного оборудования шли профилактические работы. И хотя дежурство обещало быть спокойным
и рутинным, на душе Петра Ивановича было неспокойно. Впрочем, в последнее время он почти всегда заступал на дежурство
с тяжелым сердцем.
Петру Ивановичу оставалось полгода до пенсии, и сейчас решался вопрос о том, разрешит ли ему начальство продолжать
работу в прежней должности или нет. Перспектива жить на одну пенсию выглядела не слишком привлекательно.
Жена Петра Ивановича, бывший продавец бакалейного магазина, уже год как получала пенсию, которой едва хватало на
оплату их трехкомнатной квартиры. Так что практически жили они втроем с сыном, студентом политехнического института,
на довольно неплохую по нынешним временам, и, что тоже немаловажно, регулярно выплачиваемую зарплату диспетчера
ГЭС.
Положение усложнилось, когда три месяца назад к ним, разойдясь с мужем-алкоголиком, переехала их старшая дочь с
трехлетним сыном.
Работу ей найти пока не удалось, и неизвестно, удастся ли найти вообще. Поэтому, как никогда ранее, Петр Иванович
ощущал свою зависимость от начальства.
А с начальством тоже было не все гладко.
Новый директор - Станислав Олегович Скроцкий, появился в результате кадровых перетасовок, вызванных событиями
августа девяносто первого года, и, хотя формально имел соответствующее образование, всю жизнь занимался так
называемой общественно-политической работой, перепрыгивая, как это было принято, с одной номенклатурной должности
на другую.
Насколько было известно Петру Ивановичу, руководил он и коммунальным хозяйством и заготовкой вторсырья. Теперь
он значительно расширил свои возможности, перепрыгивая из партии в партию. Конкретное руководство ГЭС он оставил
своему заместителю - Сорокину, бывшему до него в течение трех лет директором, - знающему и энергичному специалисту, а
сам занимался главным образом какими-то более важными для него делами. Но все кадровые вопросы на ГЭС он решал
единолично. В те, к счастью, редкие случаи, когда директор непосредственно вмешивался в процесс управления станцией,
персонал, как правило, имел разнообразные неприятности.
Вспомнив о грядущем неизбежном общении с директором по поводу своего выхода на пенсию, Петр Иванович тяжело
вздохнул.
Зазвонил городской телефон. Прежде чем взять трубку, Петр Иванович автоматически, по профессиональной привычке,
взглянул на часы.
Они показывали восемь сорок семь. Звонил директор.
- Петр Иваныч, это ты?
- Я, Станислав Олегович, с добрым утром.
- Привет. Как там у тебя, нормально?
- Все нормально, Станислав Олегович.
- Сорокин на месте?
- Да, с восьми часов.
- Я сегодня, пожалуй, не приеду. У меня тут дела в городской администрации. Ты скажи Сорокину при случае, я ему
звонить не буду.
- Хорошо, Станислав Олегович, так и передам.
- Да, вот еще что. Мы с Долбоносовым сегодня вечерком на рыбалку собрались. На леща.
Так что смотри, чтобы клев был. Ты меня понимаешь?
Несмотря на тридцатитрехградусную жару, Петр Иванович почувствовал, как по спине побежали мурашки. Не зря его с
утра мучили дурные предчувствия.
Долбоносов был главой администрации города и большим любителем ловли леща на кольцо, так называлась
предназначенная для этого снасть. Вообще-то она была запрещена, и начальство собиралось заниматься откровенным и
неприкрытым браконьерством, но это никого не интересовало, и меньше всего Петра Ивановича.
Дело было в другом - лещ ловился при одном непременном условии - достаточно сильном течении. Вот обеспечить это
самое течение и просил его директор. А сделать это было далеко не просто.
- Ну ты чего молчишь? Молчание знак согласия?
- Я постараюсь, Олег Станиславович, но не знаю, что из этого получится. Сегодня ведь пятница, вы сами понимаете...
- Не была бы пятница - не было бы и рыбалки, - сухо прервал его директор, - у начальства, чтобы ты знал, Петр Иваныч,
тоже только два выходных. Да и то не всегда. Сорокину, если что, скажи, что я велел тебе посодействовать. Но, я полагаю,
ты и сам управишься. Ты уже взрослый мальчик, а? Петр Иваныч? Тебе когда на пенсию-то?
- В декабре начну оформлять, - упавшим голосом ответил Голобородько.
- Ну вот. Я же говорю, что взрослый уже.
Должен понимать, что к чему. Договорились?
- Я постараюсь, Станислав Олегович.
- Ты уж постарайся.
Директор повесил трубку.

Глава 3

Офицерская гостиница авиационной истребительной дивизии войск ПВО, расквартированной в городе Покровске, знавала
лучшие времена. Еще несколько лет назад это было самое бойкое место военного городка. Командированные, военные и
гражданские специалисты буквально осаждали управляющего с мольбами о вселении. Проживание в этой гостинице
оказалось гораздо дешевле, чем в городской, а обслуживание было много лучше. Кроме того, жить здесь было гораздо
веселей. Большую часть двухэтажного здания занимали молодые офицеры, которые либо, будучи холостыми, не могли
претендовать на отдельную квартиру, либо дожидались ее получения. А давно известно - где молодость, там и веселье.
Кутежи, застолья, танцы и карточные игры, как правило, не переходящие в дебоши, хотя случалось и такое, были
перманентным явлением в гостинице.
Управляющей гостиницей служила, если можно употребить это сухое официозное слово для описания ее деятельности,
генеральша, жена командира дивизии.
Софье Леонидовне было за пятьдесят, она была бездетной и все свои нерастраченные материнские чувства щедро тратила
на опеку молодых офицеров. Относилась она к ним действительно по-матерински, значительно превышая при этом свои
служебные полномочия. Она хвалила молодых офицеров за хорошее поведение и бранила за плохое, следила за их
правильным питанием и помогала купить костюм в магазине военторга, организовывала свадьбы и устраивала разводы, а
главное, она действительно их любила. Чтобы заслужить ее нелюбовь, надо было действительно сделать что-то из ряда вон
выходящее.
Даже совершив какой-либо служебный промах, офицеры частенько бежали искать защиты у Мамаши, так они ее
называли за глаза, и она никогда не отказывалась помочь.
Все знали, что продвижение по службе в этой дивизии напрямую связано с расположением Мамаши. Генерал с ней очень
считался, особенно в кадровых вопросах, и, следует справедливости ради отметить, у него имелись для этого серьезные
основания.
Но все это осталось в прошлом. В настоящее время военнослужащих в дивизии едва ли набралось бы на один полк, да и
те, кто остался, почти разучились летать из-за отсутствия топлива и моторесурсов.
Генерал вышел в отставку и готовился уехать с Мамашей куда-то на суверенную Украину.
Гостиница также опустела и захирела.
Тем не менее, хорошо ли, плохо ли, но она еще функционировала.
В одном из ее номеров, не торопясь, готовился к полету экипаж военно-транспортного самолета "Ан-26". Вернее сказать,
часть экипажа: командир - подполковник, второй пилот и штурман - майоры.
Остальные ночевали в другом номере и сейчас находились уже на аэродроме, подготавливая машину к полету. Во всяком
случае, командир на это очень надеялся.
Сам он мысленно переживал перипетии ночной партии в преферанс, в которой, кроме присутствующих, принимал
участие подполковник-интендант из службы начальника тыла округа. Он должен был лететь вместе с ними - сопровождать
военный груз, предназначенный российским частям, расквартированным в Грузии.
Часть груза была принята на борт на аэродроме базирования в Подмосковье, а вторая, которую и должен был
сопровождать этот самый подполковник со своим помощником - вольнонаемным, должна была загружаться сегодня на "Ан-
26" под присмотром бортинженера.
Игра складывалась на редкость неудачно для экипажа вообще, а для командира - особенно.
Ставка была довольно высока, и в итоге к утру командир проиграл сумму несколько большую, чем его месячный оклад со
всеми надбавками.
Еще примерно столько же проиграли его товарищи. Подполковник-интендант играл неплохо, но не настолько хорошо,
чтобы так много выиграть. Просто ему жутко, сверхъестественно везло, а командиру почти столь же сверхъестественно не
везло.
Командир, вспомнив об этом, тяжело вздохнул и потряс головой, прогоняя кошмарное видение.
Расплатились наличными; деньги у экипажа были. Зная, что цены в Грузии намного ниже, чем в России, особенно на
продукты, они собирались кое-что там купить.
Теперь предстояло объяснять женам, почему это цены в Грузии неожиданно повысились.
В дверь постучали.
- Войдите, открыто, - нехотя отозвался командир.
Дверь широко открылась, и на пороге возникла массивная фигура Мамаши. В углу ее рта дымилась неизменная
"беломорина".
- Здравствуйте, мальчики! Как отдохнули?
- Спасибо, Софья Леонидовна, как всегда, отлично, - так же нехотя ответил за всех командир, отводя глаза от
испытующего взора Мамаши, Почувствовав в голосе командира недостаток энтузиазма, Софья Леонидовна закрыла дверь,
подошла к массивному круглому столу, села на стул и взяла в руки лист бумаги с расписанной пулей.
- А-а! Вот оно что! - хрипловато воскликнула Мамаша, тряхнув листом перед уныло опущенным, ближайшим к ней носом
второго пилота. - Я даже не спрашиваю, кто выиграл. Я и так знаю. Подполковник-интендант? Так?
- Так, - неохотно подтвердил второй пилот.
- И в карты он предложил сыграть? Так? - продолжала расспросы настойчивая Мамаша.
- Так, - подтвердил командир.
- И карты его были? Так?
- Так, - заинтересовался доселе молчавший и меньше всех проигравший штурман, - откуда вы знаете?
- От верблюда. Вот что я вам, мальчики, расскажу. Три года назад этого интенданта, он тогда еще был майором, сильно
побили в этой самой гостинице два капитана-летчика, не из нашей, правда, дивизии. Поэтому, а еще и потому, что избитый
майор писать рапорт отказался, дело замяли. Но мне-то они рассказали, что майор мухлевал в карты. У него и колода была
крапленая и еще какая-то подменная, да не одна. Я ничего не хочу сказать, только с ним ухо надо держать востро. Жаль, что
я вас вчера не предупредила... Меня уже не было в гостинице, когда он вселился.
Мамаша замолчала, удрученно покачивая головой и прикуривая от подставленной вторым пилотом зажигалки потухшую
папиросу. Прикурив, она поднялась, грузно опираясь руками на стол и спинку стула.
- Ладно, мальчики, собирайтесь. Вас уже загрузили, можете отправляться. Счастливо долететь и вернуться домой. Может,
больше и не увидимся, так что прощайте.
- Мир тесен, Софья Леонидовна, - запротестовал командир. - Бог даст, еще свидимся.
Передавайте привет генералу. Как он?
- Переживает, - она тяжело вздохнула. Подойдя к двери, обернулась:
- Ну, тогда до свидания, мальчики.
- До свидания, Софья Леонидовна! - хором отозвался дружный экипаж.

***

Увеличить скорость течения можно было только одним путем - увеличив сброс воды через плотину. А вот увеличить
сброс воды можно двумя способами - запустив еще одну или две турбины или просто так, открыв паводковую заслонку.
Последнее сделать было практически невозможно. Это было бы разбазариванием природных энергетических ресурсов. В
прежние годы за это гарантированно дали бы срок. Да и теперь по головке не погладят. Только раньше это никому бы и в
голову не пришло, а сейчас вот приходит. Петр Иванович тряхнул головой, прогоняя крамольные мысли.
А для того чтобы запустить турбины, нужны веские основания в виде возросших потребностей в электроэнергии. А откуда
этим потребностям взяться в пятницу вечером? Только в том случае, если происходит отключение каких-либо производящих
электроэнергию мощностей в единой энергетической системе бывшего Союза, а теперь России, можно запустить
дополнительный агрегат. И сделать это разрешается только с ведома главного диспетчера в Москве. Петру Ивановичу было
от чего прийти в отчаяние.
В диспетчерскую вошел Сорокин.
- Доброе утро, Петр Иванович.
- Привет начальству.
- Как дела?
- Спасибо, хреново.
- Что случилось?
- Звонил Скроцкий, просил передать, что сегодня не появится.
- Баба с воза, кобыле легче.
- Если бы только это.
- А что еще?
- Он с Долбоносовым на леща сегодня собрался.
- Опять? Совсем стыд потеряли. Что собираешься делать?
- Попробую с Приволжской договориться.
- Ну-ну, - скептически хмыкнул Сорокин, - пробуй.
Он демонстративно вышел, показывая, что он в этом деле участия не принимает. Ему до пенсии было еще далеко.

***

- Нет, вы поняли, какая сука этот подполковник?! - возмущенно завопил штурман после того, как за дверью стихли
тяжелые шаги Мамаши.
Проиграв меньше всех, он чувствовал себя неловко перед товарищами и теперь был готов проявить максимальную
активность в расследовании этого инцидента.
- Спокойно, ребята, спокойно, - заявил рассудительный второй пилот, - это дело тонкое, не пойман - не вор.
- Что же делать? - возмущенно воскликнул пострадавший больше всех командир. - Так и отпустим этого гада?
- Давайте хоть морду ему набьем! - энергично предложил штурман.
- Морду тоже надо бить грамотно, - спокойно возразил второй пилот, - как, например, те два капитана. Ведь они
наверняка и деньги вернули, и хайло ему начистили. Да так, что он и жаловаться не стал. А тебя послушаться, так и без денег
останемся, и под трибунал загремим.
- Так что же, по-твоему, надо делать? - спросил командир с надеждой в голосе.
Предложение вернуть деньги показалось ему как нельзя более здравым. Его жена была женщиной серьезной и
информированной, особенно об уровне цен в странах ближнего зарубежья.
- У меня есть план. Слушайте сюда.
Как вы уже, наверное, догадались, второй пилот был родом из Одессы.

Глава 4

В той записке, которую утром доставили Бесу, тоже был план. Вернее, не весь план, а только та его часть, которая
касалась действий лично Беса.
В точном соответствии с этим планом Бес подошел к двери камеры и стал изо всех сил колотить в нее сначала ногой, а
потом и пустой алюминиевой миской.
- Чего шумишь? - раздался вскоре за дверью недовольный голос пожилого контролера, так теперь официально стала
называться должность надзирателя.
- Я требую немедленной встречи с прокурором. У меня есть срочное заявление о готовящемся террористическом акте.
Если не поторопишься, то погибнет много людей. Понял, вертухай позорный?
Бес относился к официальной терминологии с полным пренебрежением.
- Я тебе сейчас покажу вертухая! - неуверенно огрызнулся контролер. - Говори мне свое заявление, я передам кому
следует.
- Да я тебе не скажу даже свой размер ботинок, ишак ты козлорогий!
Бес удовлетворенно хмыкнул, довольный своим зоологическим открытием.
- Ты все равно перепутаешь его с размером лифчика твоей жены, коровы недоеной, - продолжил Бес животноводческую
тему. - Говорю тебе, срочно зови прокурора. Если не позовешь, у меня есть семь свидетелей, и это ты будешь во всем
виноват.
Контролеру-вертухаю было над чем призадуматься. Стрелочников у нас искать и находить умеют, это он знал прекрасно.
Много таких "стрелочников" прошло через эти камеры за долгие годы его службы.
Размышления контролера-вертухая были непродолжительны, а выводы - резонны. Через минуту он торопливо шел по
коридору сообщить начальству о требовании подследственного.

***

Руководство УВД, РУОП и прокуратуры собралось в это время на совещание в кабинете генерала милиции - начальника
УВД.
Присутствовал на нем и полковник Житков.
Причем присутствовал против собственной воли. И он много бы сейчас отдал за то, чтобы находиться где-нибудь
подальше от этого большого и прохладного, несмотря на жару, кабинета.
Недаром еще с раннего утра его угнетало предчувствие чего-то неприятного и даже гадкого. Сейчас предчувствие
подтверждалось некоторыми, едва ли заметными постороннему, наблюдениями.
Повестка дня была совершенно рутинной.
Обычно Житков легко добивался у первого заместителя начальника управления, полковника Бойко, разрешения
присутствовать на нем своему заместителю. Да и проводил их обычно сам полковник Бойко. Сегодня же Бойко ответил
категорическим и резким отказом, сообщив, что совещание проводит сам генерал и есть его прямое указание, чтобы все
службы были представлены непосредственно первыми лицами.
Кроме того, буквально за пять минут до начала совещания, когда Житков уже собирался выходить из своего кабинета,
чтобы спуститься в приемную генерала, раздался звонок внутреннего телефона и секретарь Бойко сообщил, что форма
одежды на совещании, несмотря на тридцатипятиградусную жару, - рубашка с галстуком, а начало на три минуты раньше
объявленного срока.
Житков задумчиво достал из шкафа галстук, повертел его в руках, бросил на стол, схватил телефонную трубку и набрал
номер полковника Климачева. Возглавляемое Климачевым РУОП находилось на другом конце города, и скорее всего
полковник уже выехал, но попытаться стоило. Все знали, что Климачев терпеть не может галстуков, а уж в такую-то жару его
и силой не заставишь надеть галстук.
- Старший лейтенант Смирнов слушает! - услышал Житков голос помощника Климачева.
- Костя, привет! Житков беспокоит. Шеф у себя?
- Нет, уехал на совещание.
- В машине рация есть?
- Нет, наша машина сломалась, а запчасти.., сами знаете, как в вашей конторе к нам относятся. Снабжаемся-то у вас. Его
капитан Лобанов на своей личной машине повез, там рации нет. Что-нибудь передать?
- Нет, спасибо.
Житков надел галстук, еще один сунул в карман и быстро вышел из кабинета, надеясь перехватить Климачева у входа.
Но перехватить его не удалось. Совещание началось без полковника Климачева.
Ровно в четырнадцать ноль-ноль, едва Бойко зачитал незначительно измененную и дополненную повестку дня, открылась
дверь, и на пороге возник раскрасневшийся от жары толстяк с полковничьими погонами на расстегнутой форменной рубахе
и, разумеется, без всяких признаков галстука. Это и был полковник Климачев.
- Товарищ генерал, - обратился он к хозяину кабинета, вытянувшись, по мере возможности, по стойке "смирно" и
прижимая к бедру толстую папку, - разрешите присутствовать!
Генерал с каменным лицом смотрел на Климачева, не говоря ни слова. В кабинете воцарилась звенящая тишина. Вскоре
даже те из присутствующих, кто поначалу не обратил внимания на столь банальное событие, как появление на совещании
полковника Климачева, перестали шушукаться, поняв, что происходит нечто экстраординарное, и повернулись лицом к
входной двери.
Генерал держал паузу, как народный артист СССР.
Тишина установилась такая, что можно было бы услышать пролетающую муху. Но мух в кабинете генерала не было, а
если и были, то, по-видимому, в присутствии хозяина кабинета летать они не решались.
Красное поначалу лицо Климачева стало покрываться белыми пятнами.
С каждой секундой этого издевательского молчания Житкову становилось все более не по себе. Сосредоточившись, он
попытался подобрать определение тому жгучему чувству, которое он в данный момент испытывал. И вскоре это определение
нашлось. Это был стыд.
Ему было стыдно за растерянного, не очень аккуратно одетого Климачева, за устроившего этот безобразный спектакль
генерала, за с любопытством переглядывающихся присутствующих, за себя, наконец, не сумевшего вовремя предостеречь
Климачева.
Хотя от чего он мог его предостеречь? Ведь не в галстуке же дело. Галстук - лишь только повод.
Наконец генерал заговорил. То, что он сказал, и особенно как он это сказал, наполнило Житкова еще большим чувством
стыда и негодования.
- Товарищи! Вы только посмотрите на это явление природы, по недоразумению называемое полковником милиции, -
негромким презрительным голосом начал генерал свою речь. - Мало того, что оно... - на слове "оно" генерал сделал
ударение, - опаздывает на совещания, оно еще считает для себя возможным одеваться не по форме, как остальные офицеры, -
с этими словами генерал обвел взглядом присутствующих.
- Товарищ генерал... - начал было Климачев прерывающимся от негодования голосом.
- Молчать, па-алковник! - перешел на крик генерал. - Мне не нужны ваши оправдания! Я сыт вашими оправданиями по
горло!
Генерал энергично резанул себя по горлу большим пальцем правой руки.
Климачев замолчал, видимо, понимая, что все сказанное им в сейчас в этом кабинете обернется против него.
- Мне теперь понятно, - продолжал кричать генерал, - почему в нашем РУОПе творятся такие безобразия! Потому что
рыба гниет с головы. Ну ничего! Кое-кому мы уже прижали хвост, скоро и до головы доберемся! Чтобы не воняло!
- Товарищ генерал! - уже почти спокойно и твердо заявил Климачев. - Я попрошу вас держать себя в рамках. Я не
позволю вам себя оскорблять!
- Вон из моего кабинета! - генерал сорвался на визг.
Климачев повернулся и молча вышел.
Генерал, покашляв, прочистил горло и спокойно сказал:
- Дальше совещание продолжит полковник Бойко.
Он еще раз обвел взглядом присутствующих и вышел вслед за Климачевым.
Всем стало ясно, что Климачев человек конченый и что генерал получил "добро" на такой спектакль. Полковника явно
снимут с должности, а может быть, и того хуже. А все произошедшее сейчас - только спектакль, цель которого - прояснить
ситуацию для широкой публики. Заодно преподать урок другим, чтобы неповадно было.

***

Последний пункт совещания, раздел "разное", включал один вопрос, для обсуждения которого в узком кругу полковник
Бойко попросил остаться Житкова и областного прокурора.
Вопрос этот в переводе с милицейско-бюрократического языка на русский звучал следующим образом: что делать с
обладателем диппаспорта Республики Грузия, особо опасным рецидивистом, вором и убийцей Бесиком Кварая?

Глава 5

Экипаж "Ан-26" медленно шел по раскаленному от жары бетону аэродрома к своей машине.
В тени фюзеляжа они еще издали увидели две сидящие на каком-то ящике человеческие фигуры. При ближайшем
рассмотрении в одной из них они узнали снявшего рубашку подполковника-интенданта, а в другой - своего бортинженера, в
таком же виде. При их приближении бортинженер встал, надел рубашку и фуражку, сделал один маленький шаг навстречу
вышедшему чуть вперед командиру, приложил руку к козырьку и, не выходя из тени, доложил о готовности машины к
полету.
Пожав руку бортинженеру и подошедшему ближе подполковнику-интенданту, командир обратился к ним с вопросом:
- Ну что, летим?
- Давно пора, командир, - возопил обалдевший от жары бортинженер, - в машине хоть кондиционер есть.
- Да, кстати о полетах, - вступил в разговор штурман, - командир, ты карту полетную в штабе взял?
- А, черт, я на тебя понадеялся.
- Ну, нате здрасте! Мы же договаривались, командир! - Штурман в отчаянии всплеснул руками.
- Да я с этим просерансом все позабыл к чертовой матери, - командир досадливо почесал затылок, сдвинув на лоб
фуражку, - что делать-то будем?
- Что, что, - с досадой проворчал штурман, - опять по пачке "Беломора" придется курс прокладывать. Думаешь, легко?
Командир и штурман много лет летали вместе, и это была их старая шутка. Скорее уже и не шутка, а некий ритуал,
примета. Если удавалось ловко провести какого-нибудь лопуха-пассажира, то полет должен был сложиться очень удачно.
Остальные члены экипажа подыгрывали им по мере сил.
В данном случае успех был полный.
Усевшийся было опять на ящик подполковник-интендант подскочил как ужаленный, испуганно вытаращил глаза и
энергично запротестовал:
- Ребята, какой "Беломор"? Да вы в своем уме? Время еще есть, мой помощник только через час-полтора подскочит, чего
бы вам пока за картой не сбегать?
- Да куда они побегут? - вступил в разговор рассудительный второй пилот. - Сегодня пятница, короткий день, секретчик,
поди, уже домой ушел. Теперь до понедельника его не дождешься. Зря только будут бегать по такой жаре.
Ничего, небось мимо Грузии не проскочим.
- Да там ведь Турция рядом, - вспомнил географию побледневший от таких успокоений интендант, - и вообще война
кругом! У нас ведь и самолет военный! Собьют и фамилию не спросят!
- Кто? Турки? - презрительно протянул разомлевший от жары и от погрузки бортинженер, - да они стрелять-то толком не
умеют. Позапрошлый год, помнишь, командир, мы вместо Азербайджана, тоже по "Беломору", аж чуть не до Анкары
проскочили. Так три раза в нас стреляли, раз когда туда летели, а два - когда обратно. И хоть бы одна маленькая дырочка.
- Ты, Самоделкин, кончай баки заливать старшим по званию, - сердито оборвал бортинженера командир. - И как это
люди все переврать норовят?
Командир доверительно взял интенданта под локоть.
- Никто в нас, пока мы туда летели, и не стрелял вовсе. Зачем зря говорить?
Командир укоризненно посмотрел на смущенного бортинженера.
В смятенной душе интенданта проснулась робкая надежда.
- Если бы стреляли, я бы сразу догадался, что не туда заехали, а так проперли из-за него, - командир ткнул пальцем в
сторону штурмана, - аж до самого Средиземного моря. Смотрю, батюшки светы, никак Дарданеллы под нами! Ну, точно,
Дарданеллы. Разворачиваюсь и назад! Вот тут-то они и очухались и давай палить ракетами.
И не три, а штук пять выпустили, пока мы до границы добрались. Но дырки, это точно, ни одной. Только две вмятины,
вот и вот.
Командир ткнул пальцем в две вмятины - пятилетней давности следы неудачного маневрирования пьяного водителя
аэродромного автопогрузчика где-то в Средней Азии.
- Начальству-то мы, конечно, ни гугу, а то шуму было бы! Смотри и ты не проболтайся, мы ведь тебе как другу.
- Да вы что, мужики, могила, - пробормотал подполковник охрипшим голосом и побледнел еще больше, осознав,
насколько близка его клятва к реальности.

***

Игорь с Ириной уже минут пятнадцать загорали на золотистом, свеженасыпанном из стоявшей неподалеку баржи песке,
ожидая Крылова и его яхту в условленном месте.
- Может быть, мы его ждем не там, где надо? Ты уверен, Игорь, что правильно его понял? - спросила Ира, оглядывая
водную гладь из-под приставленной ко лбу ладони.
- Уверен на сто процентов. Ориентир был назван безошибочный. Ждать напротив гастронома. Гастроном здесь только
один, и он у нас за спиной. И время вполне определенное, три часа - время открытия гастронома после обеда, а он уже
открыт. Все точно.
Отвечая, Игорь тоже был поглощен наблюдением. Только объект его внимания был несколько другой - покрытая ровным
золотистым загаром фигурка стоявшей на коленях девушки, облаченная в купальник, при расчете сметной стоимости
которого расходы на приобретение материи можно было бы смело округлить до нуля ввиду их крайней малости.
То, что он видел, ему очень нравилось. Впрочем, удивляться тут было нечему - фигура была прекрасная. Но, как ни
хороша была фигура, Игорь забывал о ней и обо всем другом, впрочем, тоже, стоило Ирине посмотреть на него своими
большими голубыми глазами.
Она взглянула на него, резко повернув голову, так, что взметнулась волна ее белокурых густых волос, и спросила:
- А какое у его яхты вооружение?
Игорь только чисто машинально сумел выдавить из себя заученную с утра фразу:
- Бермудский шлюп.
- Это-то я понимаю, - Ира снисходительно улыбнулась, - у нас в городе, по-моему, других и нет. Я имею в виду, топовое
или нет?
- Чего не знаю, того не знаю, - упавшим голосом ответил Игорь, - а откуда ты знаешь про такие тонкости?
- У меня первый разряд по парусному спорту. Я была чемпионкой города в классе "470", и на парусной доске я выступала
на соревнованиях, хотя и не очень успешно. И на крейсерских яхтах ходила. А ты что, не знал?
- Откуда же мне знать, если ты мне ничего про это не рассказывала?
В голосе Игоря звучала обида. Хотя, если бы его спросили, что именно ему не понравилось, он и сам не смог бы толком
объяснить.
- Наверное, случая не было. Ну, вот теперь рассказываю. Смотри, наверное, это он вывернул из-за Зеленого острова и
сейчас идет прямо к нам.
Действительно, через несколько минут небольшая красная яхта, подгоняемая легким, но ровным ветерком, уткнулась
носом в крутой берег.
На бортах крупными белыми буквами было выведено ее название - "Елена".
Еленой звали вторую жену Крылова, и после развода он не счел нужным переименовывать яхту, руководствуясь тем
соображением, что до первого развода яхта носила имя первой жены, "Ольга", и переименование никому не принесло
счастья.
Третья жена одобрила это решение.
Ее собственное имя по паспорту было Аграфена; она была красавицей из старообрядческой семьи. При знакомстве
Аграфена представлялась как Алла, а муж звал ее просто - кержачка.
Чувство юмора у Аграфены отсутствовало совершенно. В кино она смеялась только тогда, когда кто-нибудь падал,
поскользнувшись на банановой кожуре, либо получал тортом по физиономии. Поэтому комедий она не любила.
Яхту она не любила тоже.
Собственно, она только один раз поднималась на ее борт. Да и то неудачно. Один из многочисленных приятелей Крылова,
остряк-самоучка, осведомленный, как и прочие, о всех перипетиях его семейной жизни (справедливости ради надо отметить,
что он не знал о присутствии жены капитана на борту судна), проплывая на ялике мимо стоявшей на швартовах яхты,
прокричал в мегафон на всю многолюдную бухту:
- Эй! На "Аграфене"! Закурить не найдется?!
Шутка удалась; смеху было много.
Больше всех веселился сам Крылов, и это было понятно, потому что пикантность ситуации заключалась еще и в том, что в
момент окрика он, запершись в каюте, занимался любовью с женой. Впоследствии она не переставала удивляться
поразительной осведомленности парусной братии о мельчайших деталях интимного, казалось бы, поведения друг друга.
Растравив паруса, капитан и владелец судна с ловкостью и даже грациозностью, неожиданной для такого крупного
мужчины, перепрыгнул через носовое ограждение прямо на песок и громогласно заявил:
- А вот и я!

Глава 6

- С Бесиком Кварая ситуация складывается следующим образом, - начал свое сообщение областной прокурор, после того
как остальные участники совещания разошлись и они втроем с Житковым и полковником Бойко расположились в кабинете
последнего, - формально он у нас заключен под стражу на срок до тридцати суток на основании Указа Президента о борьбе с
организованной преступностью. И срок этот на исходе. По его истечению мы должны: либо, первое, извинившись, выпустить
его на свободу; либо, второе, возбудив уголовное дело, предъявить ему конкретное обвинение; либо, третье, переправить его
куда-нибудь с глаз долой.
Выпускать его, сами понимаете, рука не поднимется. Предъявить ему обвинение мы не можем, он у нас в области вообще
проездом и дел за ним здесь никаких не числится. Остается вариант с отправкой. Этот вариант мы и планировали как
основной. Кварая числится в бегах и объявлен в розыск. Но дело осложняется наличием у него диппаспорта и целым рядом
юридических нестыковок, связанных с общей неурегулированностью правовых отношений между Россией и Грузией.
- Что же, мы теперь из-за каких-то крючкотворов должны Беса на свободу выпускать? - изумленно спросил Житков. - Да
над нами куры будут смеяться!
- Подожди, Паша, не кипятись, - миролюбиво вмешался полковник Бойко, - дай договорить человеку.
- Мы, как только арестовали Беса, сразу направили запрос в Генпрокуратуру, - продолжал прокурор, не обращая внимания
на Житкова. - Официального ответа пока не получили, но по неофициальным каналам мы поставлены в известность, что
наша Генпрокуратура связалась с Генпрокуратурой республики Грузия и с нашим МИДом.
- Ну, и что они ответили? - не утерпел Житков.
- МИД ответил так, что ничего нельзя понять. С одной стороны.., с другой стороны.., они это умеют, их специально учат.
Знаете, как в детской игре: "да" и "нет" не говорите, черно с белым не берите... Короче говоря, делайте что хотите, но чтобы
все было шито-крыто.
- Ну и черт с ними. А что из Грузии? - поинтересовался Бойко.
- Там все сложно. Как нам стало известно, они уже отправили письмо с требованием выдать Кварая грузинским властям.
- Да ведь это все равно что выпустить его на свободу!
Возмущению Житкова, казалось, не было предела.
- Боюсь, что вы правы, - невозмутимо подтвердил прокурор. - У Беса есть очень влиятельные покровители. В тамошней
прокуратуре их сильно побаиваются, хотя в общем-то рады, что избавились от этого мерзавца. На нем в грузинской
организованной преступности многое держится. Выдерни мы этот кирпичик, и значительная ее часть посыплется, если,
конечно, их прокуратура зевать не будет. И тем не менее единственное, что им удалось сделать, имея дело с не искушенными
в юридических тонкостях покровителями Кварая, это не направлять по дипломатическим каналам протест с требованием о
его немедленном освобождении, а послать то самое письмо с требованием о его выдаче грузинской Генпрокуратуре.
- Да я опять-таки не вижу разницы! - с возмущением заявил Бойко.
- Постойте, постойте, кажется, я начинаю догадываться, куда ветер дует, - заинтересовался Житков.
- Разница в том, - продолжал прокурор, игнорируя догадки Житкова, - что, требуя выдачи Кварая, грузинские власти де-
юре и де-факто признают правомерность его ареста и содержания под стражей, невзирая на наличие у него
дипломатического паспорта. Так же как и то, разумеется, что до момента выдачи мы вправе обращаться с ним как с
обычным арестантом.
- И если, например, он надумает... - задумчиво начал Бойко, но был прерван прокурором.
- Вот именно. Я вас, обратите внимание, ни к чему не призываю. И надеюсь, что все здесь сказанное...
- И не сказанное, - в свою очередь ехидно перебил Житков прокурора.
- Вот именно, - с готовностью подтвердил прокурор, - и особенно не сказанное, останется между нами. Откровенно говоря,
я думаю, что практически это ничего нам не даст. Если, конечно, у Беса на плечах голова, а не кочан капусты. Но я счел
своим долгом поставить вас в известность. И если шанс появится - вдруг у Беса нервы не выдержат, СИЗО - это все-таки не
санаторий, я надеюсь, вы сумеете этим шансом воспользоваться.
Прокурор замолчал.
Молчали и оба полковника, избегая при этом смотреть в глаза друг другу.
Наконец тягостную тишину нарушил Житков. Глядя в полированную поверхность стола, он негромко, но твердо произнес:
- Извините, Степан Андреевич. Бес, конечно, большая сволочь, но я возглавляю уголовный розыск, а не команду по
приведению приговоров в исполнение.
- Я же вам сразу сказал, - живо откликнулся прокурор, - что я вас ни к чему не призываю!
- Подожди, Павел, не обостряй, - вмешался Бойко. - Никто от тебя ничего такого и не требует. Но могут же возникнуть
определенные обстоятельства.
- При определенных, как вы говорите, обстоятельствах ни у меня, ни у моих людей рука не дрогнет, вы это знаете. И Бес
будет не первый и, надеюсь, не последний, кто в этом убедится на собственной шкуре. Но я не собираюсь эти обстоятельства
создавать искусственно.
- Ну, Павел Иванович, - вмешался прокурор, - тут нам придется положиться на Беса. Он сам мастер создавать такие
ситуации. Его и провоцировать не надо. Вы ведь этого хотите избежать?
Ответить Житков не успел - раздался щелчок внутреннего переговорного устройства и в кабинете послышался голос
секретаря:
- Товарищ полковник, Степана Андреевича срочно разыскивает его заместитель.
- Соедини! - приказал Бойко.
Прокурор подошел к его столу и взял телефонную трубку.
- Слушаю.
После минутного молчания коротко бросил:
- Везите ко мне в кабинет. Я буду через пятнадцать минут.
Он положил трубку, повернулся к собеседникам и с усмешкой произнес:
- Только черта помяни, а уж он тут как тут.
Помолчав для эффекта полминуты под их вопросительными взглядами, он наконец добавил:
- Бесик Кварая желает сделать срочное заявление о готовящемся террористическом акте.
- Это что же за срочность такая, после трех-то недель сидения в СИЗО? - удивленно поинтересовался Житков.
- Сам удивляюсь, - прокурор пожал плечами.
- Житков! - неожиданно громко вмешался Бойко. - Ты на всякий случай будь готов со своими орлами.
Он секунду помолчал и добавил:
- В свете той информации, которую нам предоставил Степан Андреевич.
- Хочу добавить, - сказал прокурор, засовывая в папку разложенные на столе бумаги, - что если Кварая действительно
сбежит, то нас не только, как вы выразились, куры засмеют, но к тому же, учитывая количество и качество привлеченного к
этому делу начальства, всех здесь присутствующих ждут очень крупные неприятности.
- Что же, прикажете, - спросил Житков, саркастически улыбаясь (он не терпел, когда его пугали начальством), - мне
начинать ловить Беса еще до того, как он сбежал?
Прокурор взглянул на него без тени улыбки и мягко ответил:
- Когда речь идет о Бесике Кварая, я полагаю, это и есть самый правильный подход.

***

По ведомственной линии связи Петр Иванович легко соединился с диспетчером расположенной ниже по течению
Приволжской ГЭС.
- Козлов слушает.
Хоть в этом Петру Ивановичу повезло. Козлов был его старый знакомый. С ним они не раз встречались на курсах
повышения квалификации, где вместе выпито было немало. Самое главное, Козлову тоже пора было собираться на пенсию.
Петр Иванович не сомневался - Козлов сделает все, что в его силах, чтобы ему помочь.
Так же, при необходимости, поступил бы и сам Петр Иванович.
- Привет, Ильич. Голобородько беспокоит.
- А, Петька. Привет, как жизнь молодая?
- Бьет ключом. И все по голове. А ты как?
- К пенсии готовлюсь. На даче печку поставил. Жить там буду.
- А дома что ж?
- Дома теперь с ума сойдешь. У меня правнук родился.
Козлов рано женился и теперь пожинал обильные плоды своей былой неосмотрительности.
- Да, у тебя свои проблемы, - меланхолично констатировал Петр Иванович.
- Не без этого. А сам-то как? Дочь все у тебя живет?
- А куда она денется?
- Кто их теперь знает. Так что там у тебя стряслось?
- Слушай, Ильич, вы не желаете пару агрегатов отключить? - не отвечая прямо на вопрос, поинтересовался Петр
Иванович. - Мы бы за вас покрутили.
- Что, опять ваши придурки на рыбалку собрались? - догадался Козлов. - От них по всей Волге житья не стало. Вы бы там
скинулись да купили им столько лещей, сколько им надо, чтобы подавиться. Я и сам в долю войду, только скажи.
- Не мечтай, столько лещей во всей Волге нет. Ну, так что?
- Да я не против. Только с центральной диспетчерской ты уж сам разговаривай.
- Ладно, спасибо. Жди указаний.

***

Отключившись от Козлова, Петр Иванович собрался с духом и позвонил в центральную. Народ у них там был теперь в
основном молодой, новый, Петру Ивановичу незнакомый. Вот и сейчас ему ответил какой-то неизвестный мужской голос:
- Слушаю.
- Балашовская ГЭС вас беспокоит, диспетчер Голобородько. Здравствуйте.
- Здравствуйте, в чем дело?
- Да вот Приволжская хочет пару агрегатов на профилактику отключить. Мы согласны их поддержать. "Добро" даете?
- Чего же это - они хотят, а вы за них хлопочете? - подозрительно спросил диспетчер центральной.
- У нас тоже интерес есть. Финансы хотим подправить. Что-то в этом квартале у нас с выработкой неважно, - безбожно
врал Петр Иванович.
Он прекрасно знал, что его собеседник в финансовых делах ничего не смыслит. Так же, впрочем, как и он сам.
- Скорее всего ничего из этого не выйдет.
- Почему? - испугался Петр Иванович.
- Сегодня в двадцать четыре часа отключается на реконструкцию ЛЭП-1500 на участке Бекасово - Верхний Буерак. А без
него мы вашу дополнительную энергию на запад не прогоним. А на востоке она никому не нужна.
- И ничего нельзя придумать? - упавшим голосом спросил Петр Иванович.
Диспетчер центрального пункта молчал. Он думал. Ему показалось, что диспетчеры обоих ГЭС что-то недоговаривают и
лукавят. Но он знал, что проблемы оперативного управления, которые не решаются на уровне диспетчеров, выходят потом на
уровень директоров и президентов компаний. А это чревато неприятностями. Начальство больше всего не любит, когда
подчиненные перекладывают на него свою работу. Поэтому, если предприятия чего-то просят, а в деталях, как сейчас,
разбираться неохота, то лучше их просьбу уважить.
- Хорошо, - решился он, - попробую вам помочь. Пока работайте. Я позже свяжусь с вами.

Глава 7

Гастроном не случайно фигурировал в качестве главного ориентира места встречи капитана "Елены" со своими
пассажирами.
Когда спустя двадцать минут после прибытия "Елена" отправилась в дальнейшее плавание, ее кладовка, оборудованная в
носовом отсеке - форпике, была заполнена припасами, перекочевавшими туда с прилавков этого самого гастронома.
Немалую их часть составляли спиртные и прохладительные напитки.
Отвалив от берега, "Елена", ведомая твердой рукой своего капитана, пересекла фарватер правым галсом и направилась
вверх по Волге, придерживаясь левого, покровского берега.
Областные центры - Желтогорск и Покровск - находятся на противоположных берегах Волги и соединены
железнодорожным, построенным еще в тридцатые годы, и автомобильным мостами.
Трехкилометровый автомобильный мост, возведенный в середине шестидесятых годов, обеспечивает, помимо собственно
автомобильного, троллейбусное и автобусное сообщение между городами, хотя фактически это - один большой город.
Многие желтогорцы имеют дачи, сады и огороды на покровской стороне, а многие жители Покровска работают или
учатся в Желтогорске.
Изредка случается и наоборот.
Так или иначе, но движение по мосту обычно очень оживленное, временами замирает из-за гигантских автомобильных
пробок.
Особенно положение усугубляется после полудня в пятницу - время массового выезда обывателей на свои садово-дачные
участки.
Нередко вместо купания в Волге и других дачных удовольствий им приходится часами обливаться потом в автомобилях,
автобусах и троллейбусах, кому как повезет, на мосту и перед ним, проклиная ни в чем не повинные власти обоих городов.
Вот и сейчас, разглядывая медленно удаляющийся за кормой "Елены" мост в мощный двенадцатикратный цейсовский
бинокль, Игорь отметил:
- На мосту опять пробка обалденная, скорость движения сорок метров в час.
- Не позавидуешь тем, кто застрял там в такую жару, - сочувственно покачала головой Ирина.
Крылов не сказал ничего, поскольку озабоченно осматривал горизонт.
- Дай-ка мне бинокль, Игорек, - попросил он приятеля немного погодя.
- А ты дай мне порулить, пока будешь в бинокль смотреть, - тут же нашелся Игорь.
Сергей с Ириной в общих чертах успели объяснить ему основные принципы управления парусным судном.
Свой первый урок Крылов начал с того, что положил руку на толстый металлический цилиндр, к которому крепился
нижний край самого большого паруса, и сказал:
- Эта штука называется гик. Знаешь почему?
- Нет.
- Потому что при повороте она может перелетать с одного борта на другой и при этом имеет обыкновение бить по головам
всех зазевавшихся. А после такого удара вполне можно гикнуться. Теперь понял?
Игорь кивнул, с почтением поглядев на внешне столь безобидную штуковину.
Теперь ему не терпелось самому попробовать управлять яхтой.
- Рулить-то нечем, видишь, ветер совсем скис, - недовольно буркнул Сергей, поднося бинокль к глазам.
Действительно, яхта попала в полный штиль, паруса безвольно обвисли, а жара от этого стала совсем невыносимой.
- Тогда давайте искупаемся, пока хода нет, - предложила Ирина.
- Давайте, - охотно откликнулся Игорь.
Они оба вопросительно посмотрели на капитана, который был явно чем-то озабочен.
- Купайтесь, - разрешил Крылов, - только недолго. Что-то эти облачка на зюйд-осте мне не нравятся. Прыгайте с кормы, я
спущу вам шторм-трап. Только далеко не отплывайте и вообще вылезайте побыстрей.
- Да куда торопиться, если ветра все равно нет? - спросил Игорь, помогая капитану спустить с кормы веревочную
лестницу - штормтрап.
В это время Ирина красиво нырнула с кормы, и плеск воды не позволил Игорю расслышать, как Сергей пробормотал себе
под нос:
- Как бы этого ветра скоро не стало слишком много.
После этих слов он полез в таинственные недра своего судна, а Игорь последовал за Ириной.
Когда минут через десять, вволю наплескавшись, они забрались обратно на корму яхты, то увидели, что капитан занят
разматыванием и осмотром какого-то большого куска материи.
- Что это? - поинтересовался Игорь, вытряхивая из уха попавшую туда воду.
- Штормовой стаксель, - коротко ответил капитан.
- Думаешь, будет шторм? - удивленно и почти радостно спросил Игорь. Им уже овладела страсть к приключениям.
- Длительного шторма быть не должно, но к шквалу надо приготовиться.
С этими словами капитан направился на нос судна, спустил передний парус - стаксель - и поднял вместо него штормовой,
раз в пять меньший по площади. Затем с помощью вращающегося гика уменьшил площадь основного паруса - грота. После
этого он вернулся на корму, взялся за румпель, принял важный вид и заявил:
- Ирина, как опытного яхтенного рулевого, в преддверии тяжких испытаний для судна и его команды, назначаю тебя
своим старшим помощником. А тебе, Игорь, никакой другой должности, кроме матроса, не осталось, ты уж не обессудь.
Сергей и не подозревал, насколько его шутливый приказ близок к истине.
Второй приказ капитана был лаконичен:
" - Приказываю старшему помощнику перед надвигающимся штормом выдать команде, включая капитана, по чарке
водки!

***

- Да ладно, ребята! Кончайте меня разыгрывать! Какой там "Беломор"? Это надо же придумать! А я, дурак, уши развесил,
- прозрел наконец подполковник-интендант под громкий хохот экипажа. В его голосе не слышалось обиды, а только
огромное облегчение и радость.
Подполковник панически боялся летать на самолетах, хотя и скрывал это от окружающих.
Обычно вполне здравомыслящий и отнюдь не легковерный, он потому так легко и попался на простенький розыгрыш
экипажа, что с самого утра буквально трясся от страха перед предстоящим полетом. По этой причине он не вполне адекватно
воспринимал окружающую действительность.
Он легко смог бы уклониться от сопровождения этого груза, но от той суммы, которая была ему обещана за содействие в
пустячном деле, он отказаться не мог - страсть к наживе всегда преобладала в его душе над всеми другими страстями.
Экипаж расположился в кабине самолета, где благодаря включенному кондиционеру установилась вполне терпимая
атмосфера.
- Николай, - обратился второй пилот к штурману, начиная выполнение согласованного утром плана, - не знаешь, почем в
Грузии подержанные машины? Я слышал, что намного дешевле, чем в России.
- Точно не знаю, но, по-моему, ненамного, а если учесть всякие пошлины, то, может быть, и дороже выйдет.
- А ты что, машину собрался покупать? - притворно удивился командир.
- Да, есть такое желание, - словно бы нехотя признался второй пилот, - назад все равно порожняком полетим, могли бы
прихватить.
- А возможности есть? - не отступал командир.
- Да я и деньги с собой везу, крупными купюрами.
- Ты смотри, а молчал.
- А чем хвастать-то? Подумаешь, машина.
Может, еще ничего и не выйдет - слышишь, чего Николай говорит.
- Много он понимает. Между прочим, я тоже собирался тачку купить, и деньги тоже прихватил.
- У тебя же новенькая "девятка", - удивился штурман, - зачем тебе еще одна?
- На продажу, естественно. Жить-то надо.
Скромно сидевший в сторонке на приставном стульчике подполковник-интендант с интересом слушал эту негромко
ведущуюся и его непосредственно, казалось бы, не касающуюся беседу. Сам он, однако, привык считать, что все разговоры о
деньгах касаются его самым непосредственным образом.
- Ну что, начальник, - обратился командир к пассажиру, - когда твой помощник заявится? Ждем его, понимаешь, как
маршала авиации.
- Должен быть через час-полтора. Он документы оформляет, без них лететь невозможно.
- Житья нет от этих бюрократов.
Командир повернулся к штурману:
- Может, пока от нечего делать пульку сгоняем?
Штурман скорчил кислую физиономию, зевнул и, лениво потягиваясь, нехотя сказал:
- По такой мелочи, как сегодня ночью играли, и начинать неохота. Да и карт у нас нет.
- Ставку мы увеличим раза в три. Пуля будет короткая и энергичная, а карты у начальника есть.
Командир опять повернулся к подполковнику:
- Ты будешь играть, начальник?
Интендант ожидал, что после такого крупного, как ему казалось, проигрыша летчики захотят отыграться, и уже заранее
приготовился категорически отказаться. Играть честно он вообще не видел смысла, а использовать второй раз подряд те же
крапленые и подтасованные колоды ему представлялось неосмотрительным. Но, видя, что летчики восприняли проигрыш
вполне хладнокровно и что денег у них куры не клюют, а ставка за вист подскочила в три раза, отказаться он был не в силах.
Жадность опять победила осторожность.
- Отчего же не сыграть, раз время есть, - после секундного колебания отозвался он с деланным равнодушием. - А карты я
сейчас принесу, они в сумке сверху лежат.
- Ну, тогда давай, - вмешался второй пилот, - а то в сон тянет.
Пока все шло по разработанному им плану.

Глава 8

По дороге в свой кабинет Житков обдумывал слова прокурора. Сначала они показались ему удачной шуткой, а теперь все
больше и больше вызывали смутное беспокойство. А он привык доверять своей интуиции.
Заглянув в комнату, где вместе с четырьмя другими сотрудниками их управления сидел его заместитель, подполковник
Панченко, он позвал его к себе.
Сев за стол, Житков минуту собирался с мыслями и наконец спросил:
- Геннадий Павлович, что ты можешь сказать о некоем Бесике Кварая по кличке Бес?
Панченко, безуспешно гадавший по дороге о причине вызова к начальнику, удивленно поднял брови. Меньше всего он
ожидал услышать такой вопрос.
- А чего о нем говорить? Сидит себе спокойно в СИЗО, числится за областной прокуратурой. Почему у нас о нем должна
голова болеть?
Своих дел невпроворот.
Панченко, высокий, плотный, с рыжеватой, начавшей уже основательно редеть шевелюрой, был старше Житкова лет на
шесть. В Желтогорек он перебрался совсем недавно из Тамбова по приглашению Житкова. Они познакомились лет восемь
назад при расследовании одного запутанного дела, тогда же Житков проникся большим уважением к Панченко за его
фантастическую работоспособность и бульдожью хватку, помноженную на незаурядное чутье сыщика. Только ему доверял
Житков руководство управлением в свое отсутствие и всегда советовался с ним по всем важным вопросам.
- Кто у нас сегодня старший в дежурной опергруппе? - спросил Житков, игнорируя недоумение своего заместителя.
- Капитан Захаров. А что все-таки случилось?
- Да ничего пока не случилось, но что-то мне не по себе. Дело в том, что этот самый Кварая, у которого есть основания
для побега, только что, после трехнедельного сидения в СИЗО, потребовал встречи с прокурором для заявления о каком-то
готовящемся теракте. И в настоящее время, - Житков взглянул на часы, - движется в "черном вороне" в прокуратуру. И вот о
чем я тебя попрошу: возьми дежурную машину, пару человек с оружием, кого сочтешь нужным, и осторожно подскочи к
прокуратуре. Посмотри там вокруг - не крутится ли кто подозрительный?
Действуй по обстановке. Потом проследи, как его вернут в СИЗО, и возвращайся сюда.
- И все? - Панченко выглядел обиженным - его посылают с заданием, которое, по его разумению, можно было поручить
любому новичку-стажеру.
- Геннадий Павлович, я тебя прошу - отнесись к моей просьбе со всей серьезностью.
Житков знал, что Панченко к любому делу относится серьезно - по-другому он просто не умеет, и своей просьбой он давал
понять, как серьезно к этому относится он сам и что всякие обиды здесь неуместны.
Панченко кивнул и молча вышел из кабинета.
Житков занялся текущими бумажными делами, которых всегда превеликое множество.
Поработать ему удалось минут пятнадцать.
Внезапно без стука распахнулась дверь, и в кабинет буквально ворвался его сотрудник - старший лейтенант Сомов. Прямо
с порога он крикнул:
- Товарищ полковник! ЧП!
- Что случилось?
- Нападение на машину для перевозки задержанных! Водитель и старший машины убиты, один из конвоиров ранен,
второй конвоир и подследственный Кварая исчезли! По городу объявлена тревога, введен план "Перехват"!
Тут же взорвался трелью телефон. Звонил оперативный дежурный.
Через пару минут Житков узнал все известные на данный момент подробности.
Автофургон для перевозки арестованных, упорно именуемый в народе "черным вороном", несмотря на то что красить в
черный цвет их давно перестали, если вообще когда-нибудь красили, следовал обычным маршрутом от СИЗО к зданию
прокуратуры.
В месте сужения дороги, там, где шли ремонтные работы, ехавший перед фургоном зеленый микроавтобус "УАЗ"
внезапно остановился, вынудив водителя фургона сделать то же самое. Задняя дверца "УАЗа" распахнулась, и тремя
выстрелами из дробового, судя по скорострельное™ - помпового, ружья были убиты через лобовое стекло водитель и
прапорщик - старший машины. Практически одновременно с выстрелами, по утверждению прохожих - очевидцев
происшествия, дверь фургона распахнулась, и оттуда выскочили два человека: один - высокий, кавказской наружности,
второй - в форме служащего внутренних войск. Оба скрылись в проходном дворе жилого дома, а микроавтобус скрылся с
места происшествия на высокой скорости.
Обо всем случившемся один из очевидцев незамедлительно сообщил по телефону. Через две-три минуты позвонил один
из жильцов дома с проходным двором и сообщил, что видел в окно, как уехали беглецы - в ждавшем их на соседней улице
стареньком "Москвиче" синего цвета с сильно затемненными стеклами. Номер "Москвича" ему разглядеть не удалось.
Дежурный по городу объявил тревогу и ввел в действие план "Перехват", предусматривающий перекрытие возможных
путей бегства преступников с места происшествия силами дорожно-патрульной и патрульно-постовой службы.
Вскоре похожий по приметам "Москвич" был обнаружен постовым милиционером. Он на высокой скорости двигался в
довольно странном и неожиданном направлении: по тупиковой дороге в сторону затона. В погоню за ним устремилась
ближайшая патрульная машина. Следом за ней двигался оказавшийся поблизости подполковник Панченко на дежурной
машине уголовного розыска.
Зеленый же "УАЗ" бесследно исчез.

Глава 9

Житков подошел к окну. На улице явно темнело, тревожный ветерок пробегал по верхушкам деревьев.
На город с юго-запада надвигалась огромная черная грозовая туча. Было отчетливо видно, как внутри ее бесшумно
проскакивают зигзаги молний. Вскоре резкий порыв ветра погнал вдоль мостовой клубы пыли, обрывки бумаги и другой
уличный мусор. По оконному стеклу ударили редкие, но крупные капли дождя.
Житков подошел к столу и взял телефонную трубку внутренней связи. Подержав ее несколько мгновений, положил назад.
Он сейчас ничего не мог сделать - все зависело от экипажа патрульной машины и от подполковника Панченко с его
командой.
Он понимал, что, если будут важные известия, его проинформируют, а звонить сейчас дежурному - просто отрывать от
дела занятого напряженной работой человека. Однако привычка быть в гуще событий не давала ему спокойно сидеть на
своем месте.
Житков опять подошел к окну. С усмешкой отметил, что погода находится в полном соответствии с его душевным
состоянием. В это время раздался оглушительный удар грома; вспышка молнии на мгновение залила кабинет ослепительным
светом, заставив Житкова зажмуриться. Когда открыл глаза, то первое, что он увидел, это стена дождя за окном,
заслонившая все остальное. Это скорее даже походило не на дождь, а на водопад, причем, судя по тому, что струи, именно не
капли, а струи, отметил про себя Житков, падали под очень большим углом, ветер тоже был необычайно силен. Об этом
свидетельствовали характерный гул и заметная вибрация массивных оконных рам.
Телефоны по-прежнему молчали.

***

То, что наблюдал полковник Житков из окна своего кабинета, не шло ни в какое сравнение с тем, что испытывал в этот
момент экипаж яхты "Елена" на собственной, не защищенной толстыми кирпичными стенами и двойными оконными рамами
шкуре.
Капитан предвидел начало шторма. Он своевременно и тщательно подготовился к нему: свел к минимуму площадь
парусов, закрепил груз и предметы обихода и даже приказал экипажу надеть спасательные жилеты. Кроме того, и это очень
важно в условиях закрытых водоемов, он наметил план действий с учетом следующих обстоятельств: мощный грозовой
фронт надвигался с кормы яхты, и, поскольку ветер всегда дует из-под тучи, первый порыв штормового ветра должен быть
попутным; впереди, в двух-трех километрах справа по курсу, находилось устье впадавшей в Волгу реки Желтогорки,
Достигнув его вскоре после начала шторма, можно было решать по обстоятельствам: если ветер и волнение не очень сильны
- продолжать движение генеральным курсом, используя попутный ветер; если же шторм разыграется не на шутку - повернуть
в устье реки и либо встать на якорь под прикрытием высокого берега и деревьев и переждать бурю, не покидая судна, либо
пристать к крутому берегу на долговременную стоянку в том случае, если непогода затянется.
Однако то, с чем экипажу пришлось столкнуться в действительности, перевернуло все планы капитана "Елены".
И, как потом выяснилось, не только его одного.

***

Игра с самого начала пошла весьма энергично. Все участники были ею полностью поглощены. Внезапно они услышали
взволнованный голос сидящего на связи и неучаствующего в игре бортинженера:
- Командир, - объявил он, - руководитель полетов сообщает, что мы должны лететь прямо сейчас либо ждать погоды.
- А что там стряслось? - Командир, которого в данный момент больше интересовал прикуп, чем погода, нехотя оторвался
от карт.
- Приближается мощный грозовой фронт, видимость пятьдесят, скорость ветра до тридцати пяти метров в секунду. Через
пятнадцать минут аэродром будет закрыт.
- Ты, Самоделкин, ничего не путаешь? Мы сидим не в Бермудском треугольнике, а в городе Покровске Желтогорской
области, а ты нам какой-то тропический тайфун описываешь! Тридцать пять метров! Ты представляешь себе, что это такое?
Да мы взлетаем почти при такой скорости.
Командир имел пятилетнего сына, любимой книгой которого были "Приключения Незнайки". В редкие выходные дни
командиру приходилось читать ее вслух по полтора-два часа кряду. Поэтому он и называл бортинженера, которого очень
уважал как очень квалифицированного и добросовестного специалиста и вовсе не имел намерения обидеть, именем своего
любимого персонажа из этой книги. Бортинженер, понимая это, даже и не думал обижаться.
Остальные члены экипажа и сослуживцы звали его Кацо, несмотря на то, что он не был грузином, хотя и был на него
похож.
На это он тоже не обижался, понимая, что его настоящее имя несколько длинновато для обыденного употребления.
- Если кто и путает, то не я, а руководитель полетов, - возразил бортинженер. - Так что мне ему ответить - летим или
ждем?
- Сам не знаешь? - раздраженно спросил командир, имевший реальные шансы выйти чистым на тройных распасах и не
желавший отвлекаться на пустяки.
- Первый, первый, - услышали игроки голос бортинженера, - я борт триста пять, вылет откладываю. Экипаж остается в
машине. Конец связи.
Бортинженер углубился в чтение детектива, а игроки продолжили свое не менее увлекательное занятие.
Игра складывалась неудачно для подполковника-интенданта. Его партнеры, как бы невзначай, прятали при сдаче прикуп
под лист с записью, скрывали свои карты под столом, и, кроме того, в кабине становилось все темнее, что не позволяло
достаточно эффективно воспользоваться преимуществом крапленой колоды.
Вскоре, по прикидкам подполковника, его проигрыш приблизился к сумме, равной половине его ночного выигрыша. Пора
было применять более действенные меры.
Когда в очередной раз наступила его очередь сдавать, он, собрав колоду, скандальным тоном предъявил неожиданную
претензию:
- Командир, ты что-то в прошлый раз много себе в пулю записал! Давай разбираться!
- Как это много? - возмутился командир. - Восьмерик на двойной бомбе, двадцать четыре в пулю, все правильно!
В тот момент, когда внимание партнеров было отвлечено этой разборкой, подполковник молниеносным отработанным
движением левой руки вынул подтасованную колоду из специально подшитого потайного кармана на правой поле кителя,
старую же колоду, зажатую в правой руке, засунул в такой же карман, подшитый с другой стороны.
Неожиданно он почувствовал, что его правая рука, так и не успевшая покинуть карман, оказалась прижатой к его же
собственному, начинавшему уже заметно округляться животу.
- Стоять! - услышал он злорадный голос бдительного второго пилота. - Чегой-то ты там, голубчик, ховаешь? А ну!
Показывай, не стесняйся, здесь все свои.
Вскоре обе колоды лежали на столе.
Короткое, но убедительное расследование показало, что вторая колода была подтасована таким образом, что штурман
должен был при своей тройной бомбе получить три взятки на, казалось бы, чистом мизере.
- Так-так, - с угрозой в голосе начал командир заседание импровизированного военного трибунала, - так вот каким
образом ты в карты выигрываешь!
- Извините, мужики! Бес попутал! Я вам все деньги верну, - хныкающим голосом канючил подполковник, мигом
потерявший весь свой апломб. Теперь он заискивающе заглядывал в глаза своим недавним партнерам, а ныне судьям да,
возможно, и палачам.
- Смотри, Кацо, сейчас он у нас полетит в Турцию вообще без всяких карт, без "Беломора", без "Мальборо" и даже без
самолета, - обращаясь к бортинженеру, зловеще пообещал штурман, демонстративно закатывая рукава рубашки.
Подсудимый испуганно втянул голову в плечи; он понял, что сейчас его будут бить, хоть и не ногами, но все равно -
больно.
- Ты нам сейчас же вернешь все, что мы проиграли, - начал зачитывать приговор финансово пострадавший больше всех
командир; подполковник при этом энергично закивал, - заплатишь то, что сейчас проиграл, - подполковник продолжал молча
кивать в знак согласия, - и еще заплатишь штраф в размере вчерашнего и сегодняшнего проигрыша, - подполковник опять
кивнул, хотя и не так энергично.
- А мы тебе за это выдадим всего по одной оплеухе, - продолжил мстительный штурман, окончивший к этому времени
закатывание рукавов.
На этот раз кивания головой не последовало.
- Можешь откупиться, - вступил рассудительный второй пилот, - одной третью суммы штрафа за каждую оплеуху.
- И то, если кто-нибудь захочет свою продать, - кровожадно поглядывая на подсудимого, завершил штурман.
- Быть посему! - утвердил приговор командир.
Подполковник втянул голову в плечи еще глубже.
За всем происходящим с интересом наблюдал из-за спинки пилотского кресла бросивший ради такого случая чтение
детектива и бортинженер капитан Самуил Каценеленбоген.

***

Первый порыв ветра был настолько силен, что яхта почти зарылась носом в воду. Паруса натянулись, как барабан; в
такелаже засвистел ветер; скорость хода резко возросла, Сергей успел отметить это по береговым ориентирам. И тут же
хлынувший ливень завесил весь пейзаж сплошной серой пеленой.
Единственное, что смог увидеть капитан, это обогнавший их с левого борта катер на подводных крыльях.
Быстро усиливалось волнение. Ветер дул почти точно против течения, а волны в подобном случае особенно круты и
высоки. Капитан с удовлетворением отметил, что яхта хорошо отыгрывает на волне и слушается руля, хотя до этого ей не
приходилось бывать в такой передряге.
О том, чтобы свернуть в устье Желтогорки, не могло быть и речи - во-первых, берега, а соответственно и устья, просто не
было видно, а во-вторых, повернуть и встать бортом к такой крутой и высокой волне было по меньшей мере неразумно.
Оставалось просто двигаться вперед, моля бога, чтобы судно не налетело на какое-либо препятствие.
Крылов знал, что такой силы шторм не мог быть очень длительным, а подобного светопреставления он не видывал в
течение своего пятнадцатилетнего стажа плавания по Волге.
Действительно, минут через десять дождь и ветер стали постепенно ослабевать, хотя волны оставались все еще очень
высокими.
Сергей напряженно всматривался вперед, стараясь не прозевать какой-нибудь